Верочка пришла к нам в восьмилетнюю школу, когда у них “на районе” закрыли начальную. Она пришла в третий комбинированный класс, и учительница, Любовь Григорьевна, посадила маленькую хрупкую Верочку за первую парту. Ах да,  вы ведь не знаете, что такое комбинированные классы.  Это когда в одной классной комнате учились два класса: первый комбинировался с третьим, второй - с четвертым. То есть с двумя группами разновозрастных детей  занимался один учитель. Нас 19 человек и еще человек 20. Пока первоклашки читают “мама мыла раму”, мы выполняем самостоятельную работу. Потом они переходят к чистописанию, а мы тараторим наизусть таблицу умножения. Кстати, после нас этот микс упразднили. Кроме того, мы стали первыми четвероклассниками, кому разные предметы преподавали разные учителя.

У Веры “семью восемь пятьдесят шесть” отскакивало от зубов, и я тихо ей завидовала: мои долговременная память и абстрактное мышление находились в зоне ближайшего развития, а Верочкины уже давно актуализировались.

Вера писАла красивейшим почерком.  Учителя, часто вместо уроков, давали ей заполнить журналы, табеля, отчеты, и тут уже весь класс страдал от зависти, а я изо всех сил выводила буквы с правильным нажимом, неистово подражая Верочке. Мое усердие не пропало даром: в выпускном классе и мне доверили выписать аттестаты зрелости.

Хоть учителя ее выделяли, Верочка никогда не была подлизой, ябедой и занудой. С ней все хотели дружить. И у Веры это получалось естественно, легко и непринужденно. Списать или объяснить математику? Да пожалуйста! Поделиться карандашами? Сколько угодно! Ты никогда не ела мандаринки? Угощайся!

Если девочки и мальчики время от времени вступали в бои без правил до первой крови, то Веру все любили и уважали, а мальчишки не смели дергать за волосы. В ней чувствовалась некая особенность, что отличала от всех нас: достоинство без заносчивости, уверенность без высокомерия, доброта без навязчивости.

Верочка первая среди девочек надела отпадные капроновые колготки, в то время, как мне родители покупали отстойные хебешные чулки в широкий рубчик. Они цеплялись к дурацкому поясу или фиксировались круглыми резинками в том месте, где начинаются ноги. Резинки до чертиков пережимали кровеносные сосуды и там чесалось запредельно.

В седьмом классе я сравнялась с Верой: мама купила мне босоножки на высоких каблуках. Правда, в отличие от аккуратных Верочкиных, мои очень быстро убились: набойки стерлись, каблуки в лохмотьях облезлой кожи поехали назад…

В девятом классе уже средней школы в Веру влюбился мальчик из “А” класса, а я влюбилась в него. Он часто приходил в наш класс, общался с Верой, мальчишками. Когда ездили в колхоз собирать яблоки, тоже пристраивался к нам. Я украдкой на него посматривала, тихонько вздыхала, мое сердце плакало, затем я летела домой, чтобы вылить все свои девические слезы самому верному товарищу - моему дневнику: “Моє кохання - то моє нещастя. Що з того, що я люблю його? Він цього не знає. І ніколи не взнає. А може, це не головне? А головне те, що я кохаю? Калатає серце, в ньому - гострий біль, сум огортає мене, безнадія спеленала волю, та жага любові нагадує - я жива… “Я в серці маю те, що не вмирає”… Так чувствовала я и писала в 15 лет.

После школы наш класс рассыпался, правда, первый год мы еще пытались тусить вместе, но время все больше и больше разделяло нас, раскидывало, по-своему составляло расписание наших встреч и жизненных уроков.

Верочка продолжала восхищать меня, и я стремилась быть похожей на нее. Я наблюдала, как ухаживает за ней симпатичный милый парень - губоньки, глазоньки, стройненький, в джинсиках, модной рубашечке, мимимиииии… Он с нежностью смотрел на Веру, а я исподтишка смотрела на них - и вздыхала, почему же, почему на меня так никто не смотрит. Прошел год или два. Вера училась и работала в городе, в селе появлялась редко.  Мимишный мальчик уже гулял с другими девочками, и однажды - о! чудо! - когда меня  занесло “в клюб на танці”, он пригласил потанцевать и меня…
 

Однажды я стала свидетелем разговора взрослых. Вериного папу кто-то спросил, почему у него такие счастливые дочери. “Потому что они самые красивые!”, - с достоинством и гордостью отвечал ее папа. Он светился, когда говорил о девочках, излучал столько любви, что даже я, тогда еще босоногая малолетка, чувствовала ее на расстоянии.

Сблизились мы с Верой, когда стали совсем взрослыми. Мы работали в одном городе и жили неподалеку друг от друга. У меня все шло вкривь и вкось, то взлеты, то падения, и  разговоры с Верой, спокойной, уверенной, веселой, давали столько заряда, что хватало его до следующей нашей встречи. Я слушала ее, присматривалась - и  снова хотела быть такой, как она.

Любовь порождает любовь. И сейчас, когда наблюдаю за общением Веры и ее дочери Иры, я в стопятнадцатый раз убеждаюсь в этом. Любовь наших пап - твердая почва, по которой мы учимся ходить уверенно и бесстрашно, учимся видеть себя через сияние их глаз,
вместе с ними учимся верить в себя. Без этой их любви наши души трепещут в тревоге, а жизнь свою мы тратим на вечные поиски недополученного тепла. Любовь притягивает, щедро осыпает нас пригоршнями света и не скупится на возможности сделать нас лучше.  Может, поэтому я стремилась быть, как Верочка - отблеск любви, что окутывала девочку, невольно падал и на меня…

На фотке мы с Верой -  25 лет не виделись.